Родившись в семье военного морского офицера мне всегда пророчили быть воякой, но как то не сложилось. Отец схлопотал пулю, когда мне было восемь и отправился на практически заслуженный отдых. Только отставка не пошла ему на пользу. Человек тираничного и сложного характера, не имеющий возможность выплескивать своё "я" на службе, в домашних условиях быстро начал спиваться, а вслед за этим пришли и побои. Тодд часто поднимал руку и на мою мать и на меня за любой проступок. В эти моменты страх окутывал и приходилось прятаться, где было возможно, в шкафу, в ванной, запираясь на ключ, но вскоре поняв, что дома я не спрячусь на смену домашним пряткам сменились уличные. А уж улица знает, что делать с "беспризорниками", поэтому лет с десяти все пошло по наклонной. Меньше занятий в школе, больше времени со сверстниками на свежем воздухе, все чаще слезы на глазах матери и её отсутствие дома, лишь бы не сталкиваться с мужем. Затем и вовсе последовал развод и казалось бы все, двухгодичный фурор остался позади, но не тут то было. Для меня все только начиналось.
Вернуться к учебе отсутствие дома тирана не помогло, а у матери не было времени, сил и  возможности, что либо налаживать, вторая, затем третья работа и в окончании страшный диагноз из онкологии. Героически борясь без малого три года, моя матушка перенесла довольно много, возможно слишком много испытаний. Да и ушла она довольно тихо и быстро, в больнице под тихое пищание приборов жизнеобеспечения.
Я же постарался ретироваться, потому что понимал, четырнадцатилетнего пацана не оставят одного в квартире с возможностью жить, как захочется. Либо отдадут отцу, который за эти годы стал более злее и почти не просыхающим от спиртного, либо в приют, где и вовсе ограничение свободы могло меня полностью сломать для этого мира. Поэтому в какой то день я просто растворился, собрав кое какие вещи и небольшие сбережения матери. Последующие годы отрочества прошли довольно скомкано и непонятно. Отсутствие образования сменилось умением работать руками, а не долгие побывки в ночлежках разных городах страны заканчивались, как только замечали мою унылую фигуру в каком нибудь хулиганстве или отсутствии документов. Собственно приходилось крутиться, как это возможно. Доставщик пиццы, мойщик окон ( несмотря даже на безумный страх высоты), чистка канализации, но ведь так денег не заработаешь, и последовал скат в ещё более наклонную плоскость после первой кражи. Сумочка у той женщины в метро была не закрыта, а выглядывающий кошелёк поманил меня своим блеском, как можно было отказаться от легких денег?  С того момента, сорвав куш в двести восемь баксов тринадцать центов и началась моя преступная деятельность. Иногда случалось так, что просто вырывал сумочку у женщин и бежал, что есть мочи, но эту практику я быстро оставил, слишком частым стало преследование и редко это оказывалась полиция, все чаще это просто герои из толпы, которые мне новоявленному преступнику, казались, невероятно устрашающими.
Время шло и порой у меня случались вполне себе неплохие заработки, тогда мне казалось, что это предел,  о котором можно только мечтать, ох уж этот юношеский максимализм. Только он быстро обломался, когда я постарался свистнуть бумажник у одно довольно симпатично одетого мужчины. Осторожно подобрался сзади, резкий рывок рукой и добыча в руках, казалось бы даже все идеально, а нет. Буквально завернул я за угол здания, как этот мужик возник из ниоткуда. Он представился и взяв меня за плече мягко так прижал к стене. Недолгий разговор свёлся к тому, что ему нужна была помощь. Что он готов отдать мне больше, чем лежит в его бумажник ( к слову там оказалась баснословная для меня сумма в полторы тысячи долларов). Наверное факт денежной прибыли таких размеров  меня и привлёк.
Он оказался не кем иным, как вором, специализирующимся на кражах предметов искусствами музеев и частных коллекций. С пары лет обучения началась и моя карьера. Было тяжело и пару раз я чуть было не бросил все это дело, сложновато проходить почти с нуля практически весь школьный курс с дополнительными занятиями по программистике, искусству, а так же кучу других воровских предметов, включая рукопашный бой и владение различными видами оружия.
К двадцати пяти годам я уже был вполне самостоятельным вором, а мистер Роджерс стал для меня почти родным отцом, который старался направить в " правильное русло" даже порой против моей воли.
Я никогда не забуду первое дело, где мне поручено было выкрасть картину Вангога из частной коллекции. Признаться это было незабываемо, сложно забыть слюни капающие из зубастых пастей, озлобленные глаза, горящие пламенем и громкий лай, а в особенности пули свистящие над головой.  Но с тех пор прошло много лет и утекло много воды, а моё имя заняло прочные позиции в сводках Интерпола и других спецслужб разных стран мира, вот только за многолетнюю карьеру никто  так и не знает меня в лицо, не знает есть ли у меня дети, каких женщин предпочитаю и где бываю, кроме тех, с кем я тесно работал какое то время.
Уже два года, как я отошёл от самостоятельных вылазок в поле и теперь мотаюсь по миру, собирая и перепродавая редкие ценности, с октября 2015 приехал в гости к другу и осев в Кливленде, открыл антикварную лавку.

✗ Родился и вырос в Нью Хэйвен, однако сама его семья мигрировала из Англии в конце Второй Мировой войны. Назван в честь деда, который был военнослужащим и погиб на поле сражения;
✗ Никогда не отличался тягой к каким либо предметам и наукам, вообще в школьные годы был довольно пассивен в своих интересах, однако в старших классах после просмотра кулинарного шоу пришёл к матери и после короткого разговора оповестил  о своём решении стать поваром; (1992 г. 18 лет)
✗ Семья не отличалась высоким достатком и была на более менее среднем уровне благосостояния, однако деньги на обучение Стива были выделены и после окончания старшей школы Уоррен младший отправился на кулинарный курс в университете Сент-Луиса;
✗ На последнем курсе встретил свою будущую жену Джоан Гримсберг, она училась в параллельной группе. Казалось бы их пара была идеальной, а звание короля и королевы выпускного только укрепило их союз. (1996 г. 22 года)
✗ Стивен всегда грезил стать лучшим шеф поваром, наверное поэтому он не спешил возвращаться из Хьюстона по окончанию учебы. По практическому распределению ещё на последнем курсе попал в очень уважаемый ресторан на стажировку, где показал себя достойным учиться лично у шеф повара ресторана Гарольда Бартоломи, лучшего из лучших в те года;
✗ Уоррену пророчили хорошее будущее и он всеми силами к нему стремился. Окончив стажировку и получив наконец работу, он снял более просторную квартиру и женился на Джоан. Казалось бы теперь все должно было идти, как по маслу. Только иногда обстоятельства выше. Мать Стиви никогда не отличалась хорошим здоровьем, но в середине марте -97 мисс Эбигейл Уоррен слегла с пневмонией и за пару дней сгорела. К сожалению Стивен успел приехать в родной город только к похоронам, а самое печальное, что даже не получилось познакомить мать с невесткой;
✗ Не желая оставлять убитого горем отца, который определённо принялся скатываться по наклонной в пропасть алкоголизма, Стивен уговаривает супругу переехать с ним в Нью-Хэйвен. Получается не сразу, но все же.
✗ Уже в городе, Уоррен решает пустить некоторые сбережения родителей на свой небольшой бизнес и в октябре -97 года открывается " Dream Grill" и изначально это был лишь небольшой фудтрак. Однако этот бизнес оказался достаточно беспроигрышным и уже через пару лет хватило денег на открытие полноценного гриль бара; (1999 г. 25 лет)
✗ Дела шли хорошо и после открытия второго бара в начале 00, половину бизнеса Стивен отписал на супругу, которая с радостью приняла бразды управления персоналом и из администратора второго заведения, превратилась в директора двух баров;
✗ Казалось бы все просто прекрасно и жизнь бьет ключом, но миссис Уоррен беспокоила оборотная сторона её мужа, который очень любил наблюдать за другими людьми. Многие называют это вуайеризм и считают болезнью, но Стивен никогда не считал так, да и отнести его на сто процентов к этим извращенцам было нельзя. Он в основном только наблюдал и иногда подсматривал, редко занимался самоудовлетворением, для него объект наблюдения становился не просто воплощением сексуальной фантазии, но и предметом вдохновения в работе. Тем более Крис всегда себя сдерживал и не давал своим желаниям или скорее потребностям уходить налево от супруги. Однако она все же не поощряла этого поведения и более того, на этом фоне случалось не мало скандалов.
К тому же отношения начали обострятся еще сильнее, ведь Джоан была бесплодна и это очень беспокоило Уоррена, который к своим почти тридцати уже был готов к роли отца. На этом фоне было тоже случалось не мало ссор, Стивен даже хотел взять ребёнка из детского дома, но миссис Уоррен была непреклонна, считая, что чужие дети не доставят чете никакой радости;
✗ В 2007 году после смерти отца Стив открыл третий бар, который был данью памяти обоим родителям, успех заведений продолжал расти в геометрической прогрессии, только лёд, образовавшийся к тому времени между супругами Уорренов отнюдь не таял и если на людях они старались вести себя сдержанно и показывали эталон семейных отношений, то в действительности это было далеко не так, даже сеансы у психоаналитика не помогли наладить трещавший по швам брак;
✗ Конечно можно было бы и развестись, но Уоррен не желал терять свою часть бизнеса, а точнее ровно половину, которую сам же и отписал супруге. Поэтому приходилось мириться, тем более, что за последние годы Стив отошёл от дел управления и акцентировал своё внимание на кухне, ее персонале и на качестве продукции. Его так же захлестнули мастер классы, соревнования и активное участие в благотворительности больных легочными заболеваниями;
✗ В 2015 году Стивен наконец то добился признания и получил сразу две звезды очень престижной награды Мишлен. Он был на седьмом небе от счастья, вот только с супругой отношения и вовсе ухудшились дальше некуда;
✗ Последний раз чета Уорренов была замечена вместе на очередном благотворительном мероприятии 12 февраля 2017 года, где Джоан покинула вечер со скандалом, разразившимся на фоне якобы чрезмерно щедрого пожертвования Стивена. Плеснув ему в лицо бокал шампанского миссис Уоррен спешно уехала, а следом и Стив.
✗ Позже этим же вечером в дом четы Уоррен была вызвана полиция, приехавшие патрульные увидели жутчайшую картину. В спальне на полу лежала почти в клочья разодранная Джоан, а Стивен, находящийся в состоянии шока утверждал, что он не убивал супругу, хотя все указывало обратное, его отпечатки нашли на ноже, которым предположительно была убита жертва, его рубашка была в крови, а так же скандал, который произошёл буквально парой часов до происшествия не оставлял шансов мистеру Уоррену;
✗ Присяжные не оставили окончательно ни единого шанса, а деньги, за которые был нанят лучший адвокат штата и подавно не смогли даже смягчить приговор. Уоррен получил первую тяжесть и наказание в виде смертельной инъекции. Это было для Стивена глубоким потрясением, но за пару месяцев в тюрьме, ожидание неизбежной даты сменилось на принятие и просто проживание оставшихся часов. По решению суда, мистера Уоррена должно было не стать в  мае. Однако этого не произошло, ситуация в корне изменилась и вокруг начало творится непонятное. Какой то вирус, какие то оживающие мертвецы, это пугало и заставляло усомниться в подлинности реальности. Только это было все более, чем реально и вскоре после бунта тюрьма перевоплотилась в крепость, сдерживающей мертвяков из вне.
✗ С момента заражения прошло уже более трёх лет, но Стивен по началу с трудом верил  в происходящее прежде, чем решить просто жить или даже скорее выживать дальше. Ему не хватало и не хватает до сих пор прежнего мира, а в силу своего более менее спокойного характера он не проявлял особой общительности или агрессии в кругу сложившейся общины.

Я не знаю зачем вообще переехал в Лос—Анджелес, не то это была попытка сбежать подальше от продажного, алчного и такого шумного Нью—Йорка, а может быть моя внутренняя сентиментальность и память о том, что много лет назад моя жена мечтала жить поближе к тёплому побережью океана. В любом случае выбор был сделан, деньги сняты со счетов, а квартира в Нью—Йорке продана. И вот уже пол года, как я обладатель небольшого дома в пригороде южного мегаполиса. Особо тратиться мне не было проку, поэтому остаток своих денег решил припрятать на чёрный день. На жизнь хватало ветеранской пенсии и о работе я уже забыл, врагов было и без того достаточно, уж очень активную деятельность я развёл в нескольких штатах страны, потому если уж не о настоящей пенсии, то уж об обыкновенном отпуске можно было задуматься. Последних пару месяцев у меня даже не возникало желания выходить из дома, редкие вылазки в магазин стали верхом моего пребывания на улице. Общение с людьми заменил телевизор, книги и алкоголях в больших количества без ограничений, семь дней в неделю.
Как и обычно этот вечер не был исключением, упорно топя своё прошлое в очередной бездонной бутылке алкоголя и едком дыме сигары я предпочёл провести время за каким нибудь интересным чтивом. Только кто же знал, что прошлое настигнет меня даже здесь, в новом доме за тысячи миль от Нью—Йорка.
Когда дверь открылась и в мой дом ворвалась девушка я напрягся, уже был готов нырнуть рукой под журнальный столик, что бы достать пистолет и разрядить обойму в нарушителя спокойствия. Вот только черты фигуры показались мне знакомы. Я сразу узнал её, такое не забывается, Шарли, та самая которую я уже второй раз похоронил и это не про захоронение только чувств в сердце, мне на самом деле уже приходилось хоронить эту женщину, но она каким то чудом каждый раз воскресала и спустя время возвращалась ко мне сквозь все преграды. Прошлый раз был очередным, когда чуть было не сошёл с ума оплакивая свою любовь, снова. Когда женщина повернулась и предстала ко мне лицом, то я не смог даже и слова сказать, застыл на месте, как каменный, даже выпавшая из рук книга не нарушила нависшей тишины. Этого не может быть, наверное глаза обманывают меня. Однако нет, это была не ошибка, она собственной красой, прямо в моей чёртовой гостиной. Не сразу отреагировав на её фразу, лишь наконец то моргнул и приоткрыл рот в попытке хоть что то сказать, привставая с  насиженного места.
— Я никогда не верил во второе пришествие, но что бы третье, ты начинаешь меня пугать, черт возьми, — встаю медленно, даже слишком, словно боюсь спугнут и подходя к Бронко, — ты сейчас переплевываешь Библию, ты в курсе? — театрально вскидываю левую бровь кверху, все таки я чертовски рад видеть эту бестию, правда не ожидал, что она ранена. Она пошатывается и все, что мне остаётся, это подхватить её и не отрывая от пола протащить через гостиную до дивана, — во что ты вляпалась на этот раз? — произношу, аккуратно усаживая и снимая с Шарлотты пропитавшуюся на спине кровью рубашку, попутно осматривая кровоточащую спину, — вроде ничего особо страшного, залатать смогу, но вот крови ты потеряла не мало, справишься?— можно было бы конечно отправиться в больницу за кровью, но в целом об этом можно подумать и позже, — тебя здесь не найдут? Или гости подойдут с минуты на минуту? — она определенно не просто так словила пулю, возможно вокруг дома уже толпа очередных выродков, но Лотта успокоила словами, что здесь не найдут.
У меня имелся опыт залатывать дыры в плоти от пуль и ножей, а в домашней аптечке всегда имелся целый набор с бинтами, антисептиками и хирургическими иглами.
— К сожалению обезболивающих у меня не так много и все в таблетках, так что  придётся поделиться с тобой виски, — легко усмехаюсь, кивая на початую бутылку на столе.
Наша маленькая операция прошла довольно успешно, расположив Шарлотту на диване я постарался быть максимально осторожным и когда вынимал пулю и когда полукруглой хирургической иглой накладывал швы, даже когда приклеивал бинты и обтирал её спину смоченной в тёплой воде тряпкой.
— Кто тебя так? На кого нарвалась? — не это мне хотелось ей сказать, далеко не это, но внутри что то щемило и язык не поворачивался сказать «скучал», равно, как и прикоснуться иначе, чем по делу, лечебному.

Все вечно говорят как классно иметь друзей или возлюбленных во всех уголках страны, но почему-то никто даже не упоминает как это тяжело. У меня много друзей и знакомых в самых разных городах, но правда в том, что та дружба, та чуткая влюбленность, окутанная яркими гирляндами и ароматами красного вина, те глупые обещания писать сообщения и никогда друг друга не забывать, тот звонкий смех, делавший едиными и заставлявший поверить, что все границы - лишь мелкая условность - всё это в какой-то момент сводится к дурацким Like на Facebook и стандартным Happy birthday на день рождения. Ты сидишь где-то в своем Богом забытом уголочке, просматривая фото некогда такого любимого друга, а он пьет кофе где-нибудь в Сан-Франциско и думает на какую бы вечеринку сходить вечером... мгновение и вы уже чужие. На этих фото больше не вы со своей шумной компанией, а только он, твой друг. Да и фото эти больше не ваши.
Поэтому когда я встретила тебя, Джейс, то в ту же секунду решила, что ты - очередное короткое развлечение, просто чтобы было не так скучно коротать летние вечера в крошечном Лейк Шоре, где, как мне казалось, заняться было абсолютно нечем. И с самого начала я вела себя так, будто мне было все равно, просто чтобы потом можно было безболезненно стереть тебя из своей жизни так же, как и тех, кого я встречала до тебя. Помнишь как это случилось?
Конец августа. Изнывая от обжигающей летней жары, ты неторопливо собирал первые пожелтевшие листья с идеально ровного газона перед огромным домом твоей семьи.

Странно, но вы никогда не нанимали садовника. Наверное потому, что твой отец был полон решимости вырастить из своих сыновей самостоятельных мужчин, а не избалованных родительскими деньгами хлюпиков. Никто из вас не отнекивался, без особых усилий хватаясь за любую работу руками. Так, вы помогли миссис Дженкинс внести в дом всю мебель после переезда, соорудили качели для малышей из соседнего двора и даже время от времени учили их играть в футбол. С самого первого дня нашего знакомства меня восхищало это в тебе - каким-то удивительным образом ты умудрялся совмещать в себе качества, которые сложно назвать хоть сколько-нибудь схожими. Ты был скромным, но при этом чертовски популярным в своей школе, будучи защитником школьной команды по американскому футболу. Ты был добрым и сострадательным, но в порыве эмоций мог наломать много дров и даже ввязаться в драку. Ты с каким-то особым рвением защищал тех, кого любишь, и с такой же легкостью вычеркивал из жизни тех, кто посмел сделать тебе больно.

Ты, как порядочный молодой человек и добрый сосед, любил навещать моего деда. Не знаю как так вышло, но вы с ним прекрасно ладили - вечно травили какие-то шуточки, он рассказывал тебе о своей молодости и давал советы на будущее, а ты очень вовремя вставлял реплики согласия и даже смеялся.
Когда ты в очередной раз заглянул к нам в дом, я, еще будучи не знакомой с тобой, приняла тебя за нового чистильщика бассейнов. Хмыкнув что-то безразличное, я проводила тебя к твоему предполагаемому месту работы и выжидающе посмотрела, но ты даже не двинулся и вместо того, чтобы взять сачок для листьев и мусора, окинул меня вопросительным взглядом.

- Ну так что, ты не собираешься чистить бассейн?
- Бассейн? Прости, что?
- Боже, какая же сейчас пошла самодовольная прислуга. За что мы тебе платим?!
- Хм, понятно. Слушаюсь и повинуюсь, мисс.

Признайся, вся эта ситуация была безмерно глупой, а я вела себя как самая настоящая стерва (впрочем, как и всегда), но по одной тебе ведомой причине ты решил подыграть и в самом деле почистил наш бассейн, а в самом конце, перед твоим уходом, я даже дала чаевые. Вечером, когда вернулся мой любимый дедуля, я узнала, что ты вовсе не обслуживающий персонал, а наш сосед, ко всему прочему и мой ровесник. До этого момента я не особо дружила с совестью, но она настойчиво требовала извиниться перед тобой.
Я нашла тебя во дворе твоего дома, убирающим те ненавистные листья с газона.

- Привет... прости за сегодняшнее, дед рассказал мне в чем дело. Он, кстати, уже дома и ты можешь навестить его, как и планировал.
- Вау, ты просишь прощения у чистильщика бассейнов? Мне не показалось?
- Знаешь, я не извиняюсь дважды, так что тебе лучше принять извинения прямо сейчас.
- Так и быть, только если заберешь свои чаевые назад. Я Джейсон, кстати.
- Рэй.

В тот день я не просто помогла тебе с уборкой дома, но подружилась с человеком, который вот-вот должен был перевернуть всю мою жизнь. Наши отношения развивались стремительно: мы играли в Mortal Combat, потом шли гулять, поедая вкуснейшее сливочное мороженое с клубничным джемом... садились на пустую лавочку в какой-то аллейке у дома и говорили до тех пор, пока над нашими головами не зажигались первые холодные звезды... говорили о том, что когда-нибудь изменим мир... что когда-нибудь наши мечты сбудутся и я готова поклясться, в эти короткие минуты было возможно всё.
Мы начали встречаться неделю спустя, впервые переспали еще через неделю, а перед самым моим возвращением в Вашингтон, где меня ждал скучный год в частной школе, решили, что хотим продолжить отношения на расстоянии. Тем более Лейк Шор и Вашингтон разделяют всего два часа езды. Так и началась наша увлекательная история свиданий на выходных, бесконечных поездок из города в город и ночных разговоров по телефону. Ты рассказывал мне об успехах твоей команды, присылал смешные фото, я жаловалась на девчонок из школы, советовалась о том, что мне надеть на нашу следующую встречу. Мы были так влюблены и, не смотря на километры, разделявшие нас, все складывалось просто замечательно... ровно до того момента, пока я все не испортила.

Зима медленно вступала в свои права - деревья в Вашингтоне покрылись хрупкими ледяными иголками, под ногами похрустывал тоненький слой снега. Это, кажется, был уже второй или третий в этом году. Слухи о том, что "Рэйлинн Орсон - шлюха" ходили уже неделю. Нелицеприятными надписями был "украшен" мой шкафчик, кабинки в туалете, а я сама, проходя по коридору, получала омерзительные перешептывания за спиной и лживые улыбки в лицо. Мисси, на тот момент моя лучшая подруга, пустила слух о том, что во время прошлой вечеринки я переспала с ее парнем. Так типично для подростков, но тогда я еще не могла предположить к чему приведет вся эта история с невинным пьяным поцелуем, которую Мисси перекрутила в остросюжетный блокбастер с сексом и копанием в чужом грязном белье.
Первые пару недель я старалась держаться с достоинством - каждое утро оттирала свой шкафчик от надписей, ходила исключительно с гордо поднятой головой и, вместо оскорблений, делала глубокий вдох каждый раз когда парни начинали подшучивать на эту тему. Я даже не говорила родителям, будучи уверенной, что смогу справиться со всем самостоятельно. Это ведь должно было рано или поздно закончиться. И оно закончилось. Ровно в тот день, когда Мисси переступила последнюю черту, раздобыв твой номер телефона и отправив фото моего поцелуя с ее парнем. Естественно она не была бы не она, если бы не подлила еще больше масла в огонь и не сопроводила эти фотографии занимательным текстом о том, какая же я стерва и предательница. Больнее всего то, что ты поверил ей, даже не поговорив со мной. Просто ушел в этот жуткий игнор и перестал отвечать на мои звонки и сообщения, а когда я приехала к тебе, то попросил родителей соврать, будто тебя нет дома.

"Привет, это... это Рэй. Снова. Прошу, перезвони мне как только получишь это сообщение. Ты мне нужен."

Это было уже пятое сообщение на проклятой голосовой почте, что стояла между нами как невидимая стена, и ты умело этим пользовался. С каждой новой попыткой достучаться до тебя, мой голос звучал все тише и слабее, в конце концов сорвавшись в беспомощный шепот. Я просила тебя, нет, я умоляла тебя дать мне шанс и выслушать меня. Мои руки дрожали, когда я в очередной раз тянулась за телефоном в надежде увидеть хоть одно сообщение от тебя, крошечный знак, что я все еще что-то для тебя значу. Помнишь, я говорила, что ты умело вычеркиваешь людей из своей жизни? Так вот, в тот день ты вычеркнул меня.
Через какое-то время я перестала названивать тебе, решив, что тебе нужно немного времени и мы еще сможем поговорить. Тогда же я смачно разругалась с Мисси, и с дедушкиной помощью отчислилась из школы в Вашингтоне, переведясь в обычную старшую школу Лейк Шора, где... учился ты.

После зимних каникул я приступила к занятиям и тренировкам чирлидеров, практически сразу заняв свое место в нише популярных ребят в школе. Наши с тобой встречи стали гораздо чаще и ты больше не мог избегать меня, ведь теперь мы тусовались в одной компании - у нас были одни и те же друзья, мы ходили на одни и те же вечеринки, а во время обеда сидели за одним столиком. Кажется, мы даже мимолетно поговорили о том инциденте, обменявшись неловкими взглядами после моего очередного "прости". И мы никогда, никогда не признавались никому из наших друзей о том, что раньше встречались, как если бы на тему прошлого было наложено табу.
Еще через пару месяцев напряжение стало постепенно спадать. Ты все еще был глубоко обижен, а я все еще мечтала тебя вернуть, но нам таки удалось научиться сосуществовать вместе. Весной я пару месяцев встречалась с другим мальчиком со школы, но мои мысли раз за разом возвращались к тебе.

Наши и без того странные отношения стали еще более непонятными, когда в середине июня, глубоким вечером я заявилась на порог твоего дома и, без лишних слов, втянула тебя в глубокий поцелуй, на который ты незамедлительно ответил, а добравшись до твоей комнаты, в ход пошли майки и джинсы... лежа там, в полной темноте, в твоих объятиях, по которым я так скучала, я рассказала, что уже которую неделю не нахожу себе покоя после того, как узнала о том, что мой отец изменяет матери и они оба ведут себя так, будто ничего не произошло, будто так и должно быть. Это злило меня и сводило с ума, а секс с тобой был заветной пилюлей от всех болезней.

Ты.

Этот беспокойный город, полумрак старой пыльной квартиры, дым ментоловых сигарет, повисший в воздухе сизой дымкой...

ты.

Полупустые бутылки от рома, вина и виски, беспорядочно разбросанные по квартире, словно какая-то бредовая мозаика из стекла и уже почти забытых воспоминаний.

Ты.

Звонкий смех нескольких уже изрядно подвыпивших девушек, что сейчас кажется каким-то неестественно приглушенным, будто льющийся из динамика старого бабушкиного проигрывателя и...

ты.

Снова ты.

Знаешь, я так хочу раствориться в этой тихой музыке, скурить пару-тройку дешевых сигарет и просто провести время так, как привыкла, но мой взгляд то и дело ловит тебя. Украдкой. Так, чтобы ты не заметил, что я наблюдаю за тобой. Я знаю, что это тебя раздражает, ведь ты уже совсем взрослый и теперь тебе уж точно не нужны советы и наставления неугомонной подруги, но от чего-то... от чего-то я не могу перестать искать тебя.
Я вижу как ты несмело пожимаешь плечами, пока Клара рассказывает тебе очередную бредовую историю о том, как сегодня утром двери поезда метро захлопнулись прямо перед ней, от чего она опоздала на работу, на которой лишь только делает вид, что работает, а на самом деле в перерывах между перекладыванием бумажек и записью в маникюрный салон в миллионный раз обновляет анкету на сайте знакомств в надежде, что найдется тот, кто оценит, что она любит раннего Шопена и долгие прогулки на пляже. Милая, но невероятно наивная девушка. И быть может так и будет. Быть может этим человеком станешь ты? Но ты не согласен, конечно же нет. Ты не замечаешь как горят ее изумрудные глаза при каждой несмелой мысли о тебе. Ты не видишь ее мягкую, почти ангельскую улыбку, когда случайно касаешься ее руки. Ты не хочешь утонуть в ее шелковистых волосах цвета осеннего солнца. Почему? Взгляни на нее. Она идеальна.

Я невольно хмыкаю, думая о том, как ты, должно быть, сильно меня сейчас ненавидишь. Но я просто очень хочу чтобы и ты был счастлив. Тео, пожалуйста, постарайся.

Ноябрь. Дурацкая хэллоуинская вечеринка у Мэнди, на которую меня завели почти силой, ведь "Харпер, надо отметить твое возвращение в город будет весело! Юху!", а я согласилась только из-за бесплатного пунша с бренди, и шоколада, и милого парня, который к ним прилагался. Прошло около месяца с тех пор, я вернулась домой, в Балтимор. Всё это время я преимущественно плевала в потолок, считая это временное проявление лени заслуженным отдыхом после четырех лет учебы на юридическом в университете в Сан-Франциско. Я ходила гулять в парк днем, читала книги, гуляла по шумным улицам по ночам, порой даже особо не заморачиваясь в чьей именно компании - в баре можно было найти кого угодно, и разок даже съездила за город с палатками, совсем как раньше с... Тео.
Это он. Нашел меня здесь, в богом забытом месте на никому не нужной вечеринке. И сразу столько мыслей, проносящихся в голове со скоростью света: как? откуда? где ты был все это время? Я так скучала.
Я оборачиваюсь, слыша знакомый бархатный голос, заливаюсь краской и делаю вид, будто не узнала. Но если честно, я бы узнала этот голос даже в другой версии реальности, где мы бы не были знакомы, в любой из сотен параллельных вселенных.
- Тео? Хм... что-то не припоминаю,- шутливо прищуриваюсь и добавляю,- Это случайно не ты сдал меня родителям, когда я улизнула из отеля в Майами?
Конечно он. Ябеда. В тот год наши семьи снова отдыхали вместе - забронировали несколько номеров на курорте в Майами, солнце, пляж и моя неутолимая тяга всё испортить. Той ночью я планировала пойти погулять с новым другом по ночному пляжу, но в самый неподходящий момент наткнулась на Тео в коридоре. Моя неловкая отговорка, его молчаливое осуждение. Затем довольно таки веселая запланированная прогулка и большой нагоняй от родителей по возвращении. Он беспокоился, наверное, но мне ведь было четырнадцать. Почти взрослая. Но не достаточно взрослая для семнадцатилетнего Тео.
- Каким ветром тебя сюда занесло?
Произнеся это я вдруг понимаю, что тот самый парень, шедший в комплекте к содержимому моего стакана куда-то запропастился, а ведь еще несколько минут назад мы с ним вели высокие разговоры ни о чем.
- Ты не видел... Тима? - черт, я с трудом вспомнила его имя, - Такого высоко парня в костюме баскетболиста?
Прошу, скажи, что нет. Давай забудем о нем и просто поговорим? Совсем как раньше. Ведь я не видела тебя долгих четыре года.

От мыслей о тебе отвлекает Джош. Он чуть сильнее прижимает меня к себе своей широкой ладонью, от чего по моему телу пробегает лёгкая дрожь, но все так же увлечен разговором о предстоящих гонках. Знаешь, мне нравится это в нём. Его увлеченность. Он думает, что всегда прав, что знает лучше. Нравится как он дерзит в ответ, когда я не желаю с ним соглашаться. Мы ведь спорим. Всё время. Будто бы соревнуемся за негласное первенство кто кого сильнее уколет. Наверное поэтому все наши примирения заканчиваются именно в постели. Парадоксальная, никому не понятная связь.
- Помнишь тот момент, когда входя в поворот, я подрезал того мудака так, что он чуть...
Его слова сливаются в одно бессвязное предложение в моей голове и я молча киваю, делая большой глоток виски. Наверное мне уже достаточно, но я не знаю как остановиться. Я не хочу, ведь так веселее, так лучше. Так я забываю, что где-то недовольный ты проводишь время с девушкой, которую навязала тебе я.
Черт. И снова ты. Снова я ловлю себя на том, что наблюдаю за тем, как ты вылетаешь на террасу и я не могу позволить себе не пойти за тобой. Неужели Клара так сильно действовала тебе на нервы?
- Джош, я скоро вернусь. Мне нужно кое-что уладить.

Вот он - момент истины.
Я мягко касаюсь твоей макушки, мысленно сожалея о том, что сегодня всё так неловко получилось. Я ведь старалась для тебя, хотела чтобы и тебе было весело, а теперь кажется, что ты только больше злишься.

- Не нужно знакомить меня с малолетками, ей нет даже двадцати одного.

Так вот в чем дело. Совсем как раньше ты психуешь, что она недостаточно взрослая для тебя. Помнишь как это было восемь лет назад? Тогда я тоже была малолеткой для тебя, да? Теперь Клара. Идеальная Клара.
Я чувствую как начинаю вскипать, но изо всех сил стараюсь сохранять непоколебимый вид, разве что голос немного дрожит от негодования, сдавая меня с потрохами.

-  Не плевать ли сколько ей лет?! Она замечательная. Красивая, милая, ты ей безумно нравишься. Почему ты не даешь ей ни единого шанса?! Не понимаю, - я громко вздыхаю и очень надеюсь получить ответы, но ты думаешь, что лучше всего этого, поэтому нервно берешь куртку решаешь сбежать. Как взросло.

Только я не намерена позволить тебе уйти просто так и, накинув пальто, вылетаю из дома следом.

- Какого черта сейчас было? Ты куда намылился?!

Теперь я нервничаю и злюсь. По-настоящему.

- Тео, почему ты отметаешь все мои попытки помочь тебе? Мы ведь друзья!

Мой голос дрожит не то от обиды, что ты так наплевательски относишься к нашей дружбе, не то от ярости, что ты в упор ничего мне не говоришь, оставляя догадываться и строить пустые предположения. Сделай же шаг навстречу, поговори со мной. Здесь больше нет Клары, нет рек алкоголя, которые могли позволить тебе уйти от ответа, нет никого. Только ты и я.
Но ты как упрямый осел бежишь куда-то вперед, даже не оглядываясь на меня. Мое дыхание сбивается, я с трудом поспеваю за тобой и это действует мне на нервы еще больше. Где это вообще видано, чтобы девушка, немного пьяная девушка, так бежала за своим другом? Почти как сцена из кино.

- Да остановись же ты! Почему мы не можем просто дружить? Почему постоянно что-то происходит?

Я замерла в ожидании, тяжело дыша, выпуская клубы пара в воздух. Где-то в дали слышится сирена скорой помощи, под ногами похрустывают сухие снежинки, а я смотрю тебе в спину, пока ты думаешь удостоить меня вниманием или нет. И я готова поклясться, эти минуты кажутся вечностью.

Услышь меня.

Говори со мной.

Пожалуйста?

Эйрин была молчаливой матерью и тихой, неконфликтной супругой. Ее устраивал любой поворот судьбы. Главное, чтобы рядом был любимый муж, чтобы дети всегда были сыты и опрятно одеты. Эйрин не лезла в душу ни мужу, ни детям. Но однажды солнечным летним днем она увидела, как ее сын, достаточно взрослый мальчик, красит губы помадой. Это взволновало женщину, но она ничего не сказала ни сыну, ни мужу, только нахмурилась. Эйрин надеялась, что ее сын Джед станет военным, эта профессия не предполагает отклонений от нормального мужского поведения. Может быть, между матерью и сыном могло продолжаться глухое молчание, но недавно Эйрин нашла в его рюкзаке наркотики. Это дело рук его друзей. Хотят сгубить нашего ребенка, свести его в могилу. -Подумала мать в тревоге. Дальше молчать было опасно, и она решилась на сложный разговор. После завтрака она попросила Джеда уделить ей пять минут. Сын удивленно застыл на пороге: он привык воспринимать мать как человека, никогда не интересующегося его делами.
У нас с тобой не заладилось с самого рождения, не потому, что я не хотела детей. - Начала она издалека.
Я всегда хотела иметь большую семью.  Между нами пробежала тень непонимания, потому, что я  никак не ожидала, что мой родной сыночек будет так мало похож на меня и еще меньше- на моего мужа, твоего отца. Мы не идеальны, такие же люди, со своими слабостями и недостатками, но согласись, то, что созвучно собственным чувствам, проще любить. 
Эйрин сделала небольшую паузу и увидела, что Джед задумался. Ее слова запали ему в душу. Тогда женщина продолжила:-
Сейчас ты подросток, совсем скоро ты станешь совсем взрослым и я чувствую, что между нами не просто тень непонимания- между нами с тобой пролегла бездна . Почему мы не можем найти общий язык, я знаю, но не люблю думать об этом. Признаюсь, я мало забочусь о тебе. Наверное, уже поздно что-то исправлять и менять, но вдруг случится чудо и мы поймем друг друга. Мне не так важны признания в любви от близких, я больше сужу людей по поступкам, чем по словам. Слова часто врут, поступки говорят за себя. Возможно, я и дальше молчала бы, возилась на кухне и не произнесла ни слова. Ты всегда любил покушать. Ты ел из моих рук, ел все, что я приготовила тебе, а потом бежал скорее на улицу, к друзьям, к этим … отбросам общества.
Джед насупился. Мать докатилась до упреков. Он не любил мать и любил своих друзей, с ними было весело и они льстили ему по поводу и без. В семье было скучно и тревожно. Эйрин редко улыбалась и много читала, отец также был немногословен и суров.
Эйрин уловила недовольство в глазах сына. Ей захотелось сказать что-то приятное своему ребенку. - Я так гордилась тобой, когда узнала, что ты с честью окончил начальную школу. Отец сможет устроить тебя в университет, после его окончания у тебя будет хорошая работа. Если бы ты только одумался и начал вести себя достойно. Наверное, ты ненавидишь нас, но мы так старались, чтобы ты вырос порядочным человеком. Ты всегда был…слишком сентиментальным, слишком ранимым, тебе всегда хотелось быть кем-то, но только не собой. Я молча злилась, поджимая губы, глядя на твои выходки. Отец грозил тебе ремнем. Иногда я думала:  будь ты девочкой, я была бы более снисходительна к тебе, потому что женщинам, согласись, позволительно быть слабыми. Что с тобой будет, если ты не повзрослеешь, как ты пойдешь в армию? От этой мысли мне становится дурно, я не хочу потерять сына.
Помнишь, как ты провалился в подвал и обвинял меня в том, что твоя мама нарочно заперла тебя там? Люк упал и захлопнулся сам по себе… К счастью, ты недолго пробыл в ловушке. Тебя освободили друзья, они услышали твои крики о помощи, а ты затаил на меня обиду.  Друзья, твои друзья. Завистливые маленькие крысята. Неужели ты думаешь, что зная о том, кто твои родители, они по-доброму к тебе относятся?

Когда придет время, именно они толкнут тебя в пропасть, сын. Я вижу, как ты катишься, опускаясь все ниже и ниже. Возьми себя в руки наконец! Ты мужчина, а не девчонка. Тебе нечего жаловаться на жизнь. У тебя есть все, что нужно для счастья, но ты ищешь счастье снаружи, а оно бывает только внутри тебя самого.
Я нашла у тебя наркотики, сын. Добавила она упавшим голосом. -И ты ляжешь в больницу.
Эйрин опустила глаза, развернулась и первая вышла из комнаты. Ей меньше всего хотелось видеть, как сын молча убежит от нее, накинет на плечи рюкзак, и, еще чего доброго, хлопнет дверью. Вернется под утро, обкуренный и невменяемый. Прыгающие мысли, смех и недоверие спрячет за молчанием, оденет наушники, включит музыку на полную громкость и поплывет в иллюзорный мир своих фантазий. Наутро проснется, ему опять приснится кошмар, и вся подушка будет в слезах.

Мушу родился, казалось бы, обычным мальчонкой, но в нём словно с рождения увидели нечто противоестественное, и напуганная мать оставила его в детском доме, решив, что она не готова растить в одиночестве (а мальчонку она нагуляла) столь странное дитя. Так дракончик оказался в Сильвергарде и вскоре был отдан на попечение Бернарду Харшу(Змею Горынычу), а так же был напоен эликсиром, потому как своей истинной сущностью был довольно опасным существом.
С таким отцом, скажем так, вряд ли вообще возможно вырасти обычным мальчишкой. Хикару был чрезвычайно любопытным, лез своей мордой во всё, что его касалось и что не касалось, и надо признать, что отче привил ему страсть к славе и необъятное желание её достигать.

К своим 16 годам парень был научен многим премудростям от своего отца, и решил для себя однажды, что быть успешным и знаменитым - это однозначно по его части. А потому он всячески подтягивался во всём - в спорте, в музыке, в танцах, во всём, что может пригодиться ему, чтобы светиться везде и всюду, по поводу и без. Учился он не то чтобы плохо, но, скажем так, спустя рукава, и зачастую многое ему прощалось за милые глаза, умение уговаривать или сделать что-нибудь полезное по быту, применяя свою недюжую силу и выносливость, что неоднократно пригодилась учителям и наставникам, занимающимся развитием дракончика.
В свою очередь отец не упускал возможности обучать приёмыша премудростям магии и владения хотя бы своей стихией огня, но в этом, к сожалению, Мушу был слабоват, маловат и вообще нельзя сказать, что он был в большом восторге, когда становился красной огнедышащей ящеркой, которая в самом деле никому не вселяла страха и ужаса, не смотря на то, что благодаря своей ловкости и сообразительности дракончик не раз побеждал противников даже в своём маленьком тельце.
Но отношения в драконьем семействе были весьма своеобразные, потому что с отцом, у которого четыре личности - вообще сложно понять, кто он есть на самом деле, как к тебе относится и кем являешься ты сам для него. И думая, что он достаточно самостоятелен, чтобы выжить в одиночестве, годам к пятнадцати дракоша даже хотел делать когти, но отец усыновил его официально и дал понять, что всё же мальчишка ему нужен и так просто он его не отпустит, какими бы взрывными иной раз не были бы их семейные вечера. Вместе с тем ему иной раз приходилось помогать отцу в лавке редкостей, но сложно сказать, что это удавалось весьма удачно и любая рабочая смена Мушу всегда заканчивалась какими-нибудь неурядицами.
Сейчас, 5 лет как в Эдмонтоне, после того, как всех сказочных жителей выкинуло из Сильвергарда без очевидной возможности вернуться, и пока сильнейшие пытаются эту возможность найти, Хикару умудрился пробиться на сцену и стать достаточно знаменитым эстрадным артистом, пользуясь привилегиями знаменитости на полную катушку.

Крики, рычание и рявк отца пугали мальчика настолько, что ему уже казалось, что обернуться до размера крошечной красной ящерки, чтоб пролезть в любую щель и спрятаться куда подальше от праведного гнева Горыныча - слишком мало для его реального спасения. Он доберётся, он до него обязательно доберётся, рано или поздно. Надо бежать, пока он не убил его на самом деле, как часто грозился, розгами тут уж точно не обойдётся. Мушу и правда ни на шутку перепугался и сам прекрасно осознавал, как много он уничтожил сегодня в лавке, как безумно много натворил, и если любой другой махнул бы на это рукой, мол это ребёнок, что с него возьмёшь, то Бернард точно был не из такого разряда родителей. Рано или поздно он однозначно снимет с сына шкурку, и если на что-то серьёзное этой драконьей чешуи не хватит, то по крайней мере сделать эксклюзивный магический инструмент для письма, с кожей красного огнедышащего дракончика - вполне хватило бы, и от чего-то Хикару был уверен, что отец способен на это, если разгневать его действительно серьёзно.
Как, к примеру, прямо сейчас. Осознавая объём работы для уборки, который он оставил отца, и всю катастрофичность произошедшего, Мушу и рад бы посыпать себе голову пеплом, но под лапкой пепла точно не было, а поджигать что-то ещё, чтобы он появился, было ещё опаснее для собственного здоровья. Хотя, он и так ведь уже вряд ли останется в живых, не правда ли? Хотя, кажется, крики и стуки за дверью со временем поутихли и мужчина принялся за уборку всего того погрома, что устроил мелкий, и пока тишина воцарилась в магазине, мальчишка даже чуточку поуспокоился, благодаря чему принял свою обратную форму и снова стал человеком, которому было холодно, голодно и страшно сидеть запертым в кладовке, из которой теперь он сам не сможет выбраться при любом раскладе, потому что сам же сломал замок. Намеренно или нет - мальчонка увы не понял, сделал он это скорее инстинктивно, как подсказала внутренняя сущность дракона, двух векового духа хранителя из Древнего Китая, который куда лучше семилетнего мальчонки соображал о том, как спасти свою шкурку от неминуемой погибели.
Но повисшая тишина после напугала парнишку ещё больше. Уже не было похоже на то, что Харш убирался в лавке - больше было похоже на то, что отец его бросил. Ушёл и возвращаться не собирался. - Неужели он разозлился на меня так сильно, что хочет, чтобы я умер с голоду? - конечно, можно было бы включить мозг и решить походить по кладовке, поискать что-нибудь из съестного, ведь наверняка какие-нибудь тайники и запасы провизии хранились именно здесь, но перепуганный до смерти ребёнок не то что не мог думать об этом - даже сообразив, он вряд ли мог бы подняться с места, потому что сейчас был словно парализован от испуга, ужаса и осознания того, что даже если он выйдет отсюда, то вряд ли доживёт до воцарения луны на звёздном небосклоне. Он даже думал написать записку о том, что очень сожалеет, попросить прощения у отца и закончить тем, что очень его любит, не смотря ни на что, и передать её до того, как Змей уничтожит отпрыска прежде, чем тот сможет что-то сказать, но даже для этого руки были словно скованы болезненным холодом и совершенно не хотели слушаться, да и найдёт ли он здесь какую-то бумагу, которую можно портить своими корявыми записями с едва разборчивым текстом мальчонки, который вообще ещё едва-едва умел писать, что уж говорить о полноценном завещании. Господи, завещание в 7 лет, тушите свет, сливайте масло!
Тем не менее, спустя неопределённое время, сколько он тут сидел - Мушу точно не знал, послышались шаги, до боли знакомые, от которых мальчишка сначала обрадовался - его не бросили, отец всё-таки пришёл за ним, а с другой стороны - может быть он пришёл завершить начатое - возможно он убьёт его или замурует дверь настолько, что мальчик будет захоронен там как мумия в персональной усыпальнице, замаринованный в собственном соку от слёз и ужаса перед долгой и мучительной иссушающей голодной смертью? От того, как он стал представлять свою смерть ещё ярче и страшнее, Хикару снова заплакал и всхлипывал весьма слышимо, вжавшись в стенку от грубого звука лома по дереву, который заставлял напугаться его ещё сильнее.
Отец звал его, но словно видя перед собой хищника, жертва забивалась назад, надеясь, что это хотя бы ненадолго спасёт её от того, чтобы быть съеденной. Требования только больше заставляли малыша напрячь все мышцы и словно закрыться руками, обнимая самого себя, будто бы это на самом деле могло его защитить. Обещание не бить звучало не то как шантаж, не то как уловка, но поверить так просто Мушу не мог. Его слишком часто предавали, слишком много ужасов пережил в своё время дракон, чтоб позволять своей нынешней оболочке так просто кому-то доверяться, а потому он только больше сжался, хотя и подсознательно понимал, что это всё равно не поможет.
Однако после голос отца поменялся. А отца ли? Судя по фразе, брошенной в гневе, он зря называл его этим званием так долго, не отец он ему вовсе. Так зачем тогда возится, терпит, ругается? Почему не избавился от него раньше? И вот, тёплые сильные руки прижали маленькое дрожащее в панике тельце, а голос совсем другой, виноватый, тёплый и даже добрый, извинялся и подкупал вкусностями. Не то чтобы Хика был обжорой, но сейчас он действительно безумно хотел есть, а от страха живот судорожно сжимался ещё сильнее, и голова очень болела, внутренний голос дракончика подсказывал, что сладкое поможет от этих болей, а потому мальчик всё же поддался вперёд, хоть и не обнял его в ответ, потому что был крепко сжат руками мужчины, но тут же вздрогнул и невольно дёрнулся назад, снова услышав рычание, боясь, что это он его снова разгневал. А причина была в двери. Им сломанной двери. От этого не легче.
Но глас снова не был злым, он был скорее поучающим, привлекающим внимание, и утерев локтём слёзы на щеках, парнишка приподнялся и с любопытством стал наблюдать за тем, что стал делать старший дракон, постепенно создавая дыру в весьма плотной и тяжёлой двери. Глаза его расширились в удивлении, восхищении и, кажется, благоговении. Несомненно, трепета перед Горынычем стало ещё больше - он осознавал, что сжечь живьем его самого он мог ещё проще, чем сделать дыру в двери, но в то же время - кто как не он мог его защитить и научить чему-то большему, чем ненароком практиковал сам Мушу?
Всё же встав, успокоившись от долгого глядения на огонь, брюнет прошёл следом за отцом и сел скромно за стол, поджав ноги и сложив руки на колени, всё ещё ожидая того, что сейчас его будут ругать и отчитывать, не представляя иного расклада вещей.

Медленно... Нет. Он шел не просто медленно. ОН шел едва передвигая ноги, просто потому что силы были на исходе. Он всегда был сильным. Всегда. Для него найти повод для слабости было так сложно, если не сказать невозможно. Но сейчас. Сейчас мир просто рушился и он шел сквозь эти руины как в фильме с замедленной сьемкой. Шел и чувствовал как под ногами скрипят остатки его надежды, осколки разбитой семьи и крупицы последней капли доверия. Все кончено. Нет, правда. Все закончилось. Семьи больше нет. И даже если они заходят что-то исправить Никита был уверен в том, что больше никогда не сможет доверять им. Впрочем и до этого доля доверия была слишком мала. Но теперь она просто исчезла за гранью.
     Ему не хотелось говорить. А что сказать? Что все они неправы? Что они семья? Что он тоже их семья и имел право знать? Но кому об этом говорить? Людям, что не верят в него? Людям, что вычеркнули его из своей жизни? Пускай. Теперь он тоже может вычеркнуть их навсегда.
     - Это все что тебя интересует? Серьезно? Никита был возмущен. Его громкий смех эхом разносился по комнате. - Откуда я узнал? Он снова повторяет и снова смеется, не сдерживая свои эмоции. Но впрочем ему было не смешно. Наверное это была истерика вызванная нелепостью ситуации и выпитым алкоголем. -Ты издеваешься? НИКА! Моя сестра уголовница, а тебя интересует от куда я это узнал? Снова и снова повторяя эту нелепую фразу ему казалось, что у него снесет крышу. В голове не укладывалось, что сестру волнует только это. Наверное хочет донести папочке, что не все прошло так гладко. Что в их грандиозном плане нарисовалась маленькая оплошность. И имя ей Никита Игнатьев. Вот так незадача.
     - Иди позвони папочке скажи, что произошла утечка. Не справляются его связи. Теряет хватку. Он бурмочет нервно, под нос. Слова соединяются в какую то несвязную ересь и если Ника понимала о чем он говорит то было бы хорошо, а если нет... да плевать. Ей ведь тоже было плевать, только сейчас коленки нервно начали труситься от того, что папочка не решил все ее проблемы. А вот если бы она обратилась к нему. Неужели бы он не помог? Помог конечно, он же брат. Они же с ней одной крови. Они семья. Но не сейчас. Сегодня их семейные узы внезапно разорвались. Код ДНК потерпел крушение и та частичка, в которой четко было прописано, что он Игнатьев вдруг исчезла. Теперь он человек без прошлого, без фамилии. Просто человек, который ничего общего не имеет с ними. С ними, ведь даже людьми их назвать у него не получалось. А ведь должно быть в каждом что-то человечное. А нет, есть и такие которые продают свою душу дьяволу и все ради того, что бы купаться в лучах славы. Ну что же теперь Никита не будет заслонять им солнце.
     - Это просто невероятно. Ты представляешь каково это, когда все вокруг знают, что твоя сестра не так чиста и невинна как ты думал? Когда все тыкают на тебя за спиной и шушукаются, что он нифига не честный мент и сестру отмазал. А я даже не знаю от чего я ее отмазал. Потому что я ничего в этой гребаной жизни не знаю. Ты знаешь, какое это превосходное чувство узнавать такие важные новости от посторонних? Знаешь? Да нихрена ты не знаешь, Ника. Привыкла жить как котенок укутанный в шелковое одеяло и плевать, что там происходит за дверью. Плевать, что кто-то жизнью рискует, что бы такие как ты жила спокойно. А ты молчишь. Молчишь как крыса... Вставляешь палки в колеса, которые и так нихрена не едут. И плевать тебе. Папина дочка. Да ты выйти на улицу и живи как все люди, а не прячься за кошелек богатого папочки. Ты даже признаться в том, что совершила не можешь, потому что пофиг тебе. Всегда было пофиг и на меня и на всех вокруг.
     Тихий шепот срывается на крик. Глаза наливаются кровью и вулкан, тот самый вулкан, который был потушен литром рома, внезапно снова обрел силу и горячей лавой расплывался по крови. Внутри все пекло и этот огонь вот вот вырвется наружу. И это не пожар. Это стихия. Ее не потушишь, от нее не убежишь. И в какой-то момент должно стать страшной. Ведь когда она наступает, ее невозможно остановить.
    - Это подло. Подло скрывать правду, какой бы она не была. Подло, потому что я считал, что мы семья. А ты... А вы... уже спокойнее он просто отмахивается. Встает с дивана и оставляя бутылку на полу направляется к выходу. - Тошнит от вас. От всех.

[indent]Не бери телефон в руки. Не набирай её номер. Не шатайся вокруг да около квартала, где она живет. Ксандер, остановись, мать твою. Просто остановись хотя бы на секундочку и выбрось из головы рыжеволосую, с которой не сложилось. Она одна из.
Я каждый день твержу себе об этом, упрямо смотря в собственное тупорылое отражение. Я вру. Я делаю это не каждый день. Лишь в нелепые моменты, когда запрещаю себе думать о Клео, но чем сильнее запрещаю — тем больше думаю о ней. Подумаешь ей не нравятся парни помладше. Два года совсем пустяковая разница, если она принимала меня за магистранта годом старше её самой. Несколько дней назад я совершил отчаянный шаг по собственным же меркам. Скрыл уведомления во всех социальных сетях, чтобы больше не натыкаться на обновления типа «пользователь опубликовал новый пост в instagram». Раньше я обожал оказываться первым среди тех кто вбрасывал свой like, напоминая ей о своем существовании. После, как оказалось, только раздражал этой щенячьей навязчивостью.
Мне казалось, что я продолжаю мечтать о мире, который не увижу или в котором мне не удастся проснуться однажды. Оказывается, достаточно было проснуться. Вот так просто. Открыть глаза, почувствовать приятный весенний ветерок, проскальзывающий в комнату и напоминающий о приходе весны. Один из любимых сезонов, когда можно не бояться холодов и замерзания объектива. С тех пор как наши с Клео баталии начались была позабыта любовь и к фото, и к видеосъемкам. Позорно признаваться самому себе, но мой фотоаппарат успел покрыться приличным слоем пыли. Едва я коснулся его как расчихался, не успев провести пальцем ровную полосу, стирая напоминание о том насколько сильно забросил своё любимое дело. Инстаграм и канал обновлялись только благодаря запасному материалу, отснятому заблаговременно. Я будто знал, что он мне пригодится. Не подозревал только как рано воспользуюсь им.
Первым манифестом свободы становится выбрасывание билетов в театр Белкорт. Губы искривляются в нелепой улыбке, когда неуверенно, но зато упрямо разрываю две бумажки, за которые отдал пятьдесят баксов. С чего я вдруг решил, что Клео захочет на фестиваль кино Кэтрин Хепберн? С чего я вдруг решил, что она захочет идти туда со мной? Здравый смысл понемногу возвращался на круги своя, а вместе с ним и я. Тот самый парень, которого за глаза называют полоумным идиотом с камерой наперевес. Чтобы получить столь высокое звание в обществе студентов университета Вандербильта, достаточно сбежать от неприлично богатого отца, отказавшись от всех заработанных им благ. Большей половине и не снился такой финт ушами. Я перестал обижаться на глупые сплетни обо мне в момент, когда понял, что мои сверстники, распускающие их, никогда не решатся на поступок близкий к моему.
Вторым манифестом свободы становится моё возвращение в большую игру. Самые чуткие и активные подписчики подозревали неладное, задавая одни и те же вопросы. Мне приходилось выдавать дюжину слов в дружелюбном тоне, открещиваясь бешеной нагрузкой в университете. И я не слукавил. Проблемы с испанским никуда не делись. Собственно, как и не отработанные пропуски и несколько лабораторных по основам программирования тоже, к сожалению, никуда не делись. Моё умение расставлять приоритеты где-то потерялось, когда закладывался мой генетический код. Я не умел решать по-настоящему важных проблем пока не скину груз второстепенных. Вместо зубрежки мне по нраву сесть за стол, захламленный ненужными книгами и тетрадями, которые обещаю себе когда-нибудь открыть и проштудировать, чтобы не вылететь из университета, но тщетно. Расчищаю место, небрежно отодвигая стопку учебников, и бережно очищаю камеру от пыли. Чем я только думал, решив закинуть единственную дорогую мне вещь на полку повыше? Явно не головой.
Третьим и заключительным манифестом свободы становится кража соседского велосипеда, который итак был украден. Сосед-хиппи слишком болтлив, когда выкурит лишнего. Лишать его возможности совершить рыцарский поступок как-то по-свински, но и воровать чужую вещь, чтобы потом преподнести в дар и завязать знакомство — тоже. Моё нежелание находиться в транспорте, добираясь до Бельмонта, оказывается превыше норм и морали. Заодно прикачу велосипед его законной владелице. Как-то непривычно перебирать ногами, толкая педали. Но чуть позже я вхожу во вкус и делаю несколько кругов по улицам Бельмонта, прежде чем тихонько пристраиваю велосипед на одном из задних двориков. Продолжаю путь на своих двух, не особо замечая как быстро стемнело и зажглись не только фонарные столбы, но вывески различных заведений. Чем ярче они были, тем больше меня тянуло к ним. Я искал свой свет в конце тоннеля.
Брать в руки камеру после длительного перерыва волнительно. Примерно также, как и открыть купальный сезон после перерыва в год. Вроде бы ничего особенного, но когда приближаешься к кромке воде, то не спешишь рассекать её границы. Пальцы будто никогда не забывали каково это — регулировать настройки, выставлять нужные значения и делать несколько пробных кадров, щелкая затвором. Я чувствую себя слегка неуверенно, наблюдая за видеоискателем, меняющим цвет от зеленого к красному. Доверившись внутреннему голосу, вышагиваю в неизвестном направлении и выхожу на тихую улицу, где не слышно ни шума, ни чужих разговоров. Только тихо играющий retro-wave в наушниках. Щелканье складывается в ритм, похожий на мелодию. У всего есть своя мелодия. Даже у мерцающих вывесок, зазывающих зайти в заведение. Одна из таких заставила меня задержаться подольше. Стоило мне присмотреться повнимательнее и слегка опустить взгляд — за высокими окнами царила синяя подсветка, в некоторых местах преломляющаяся теплым желтым светом.
Пока я фотографирую забавные блики, ищу выгодный ракурс, прикидывая насколько аутентично смотрится диван в LED-подсветке; в мой объектив попадает единственный занятый у окна столик. Чувствую себя не то шпионом, не то любопытным папарацци, когда покручиваю кольцо zoom'а и пытаюсь прочесть заголовок книги в чьих-то подрагивающих руках. Попытка не из лучших. Медленно поднимаю камеру вверх и на крупный план попадает лицо незнакомки. Рефлекторно делаю несколько кадров. Что её могло так заинтересовать в потрёпанной книжке? Я так увлеченно мог читать только комиксы и графические романы, оценивая колористику и атмосферу. Девушка заражает меня своей вовлеченностью, затягивая меня в процесс, имени которому нет. Я просто фотографирую как она читает и порой подносит руку к кружке с напитком, на секунду отвлекаясь и проверяя, что ничего не снесла. Именно те самые секунды, что неуловимы, становятся моим личным достоянием в фотоискусстве. До меня не сразу доходит, что вскоре она смотрит прямо на меня, а я продолжаю щелкать затвором.

Улицы города переполнены сладкими ароматами, в которых тонет более привычный сигаретный запах. Раз в году Чикаго становится огромным вишневым пирогом, где роль вишен играют до безобразия влюбленные парочки, крепко прижимающие к себе только полученные цветы и подарки. Внутри этой заколдованной толпы тенью плывет червивое ядро — я. Руки в карманах кожаной куртки, угрюмый взгляд, прорезающий толпу, и музыка Ганса Циммера дребезжит в наушниках, перебивая сладкое пение Дорис Дэй. Если задеть кого-то плечом — ничего не произойдет. Все так зациклены на своих вторых половинках и это единственное благо, которое приносит День Святого Валентина. Вы наконец-то думаете о том как приятно сделать кому-то другому, а не только себе. Теплый свет фонарей освещает чужие улыбки и почти стирает силуэты с панорамных окон кафе и ресторанов. Ноги сами ведут меня в давно изученный квартал, где от приличия не осталось и эха. Я останавливаюсь напротив приторно-красной вывески и под нос читаю название бара, прежде, чем толкнуть дверь и проскользнуть внутрь.

Единственный просторный зал и есть самое прямое олицетворение Чикаго в его правдивых красках. Фруктовый аромат кальяна и крепкого алкоголя работает в качестве визитки лучше любой хостес. Аккуратно складываю наушники и убираю во внутренний карман куртки. Я не сразу иду занимать пустой и самый дальний столик. Едва ли такое заведение котировалось в день всех влюбленных, но оно привлекало к себе мужланов, которым только и оставалось что наслаждаться сладким пением девушки на маленькой сцене, расположенной за баром. Один прожектор освещает всю её, а она старательно не покидает радиуса ровно очерченного пятна. Внимание разношерстной публики приковано только к ней. Я стою, облокотившись о дверной косяк, и будто зачарованная наблюдаю за каждым движением, к которому прилагался приятный бонус в виде сладкого пения. Эта девочка знала как завлечь, что не стеснялась показывать. Опомнилась я несколько позже, чем музыка стихла. Аплодисменты и свист, за которыми последовали просьбы об ещё одной последней песне, наполнили зал. Пока играет вступление заказываю бурбон со льдом. Бармен кажется слегка поддатым или влюбленным в кого-то, но его стеклянные глаза, смотрящие будто сквозь меня, были наполнены неземной радостью.

Я занимаю столик, приглянувшийся несколько минут назад. Забиваюсь в самый угол, усаживаясь на мягком диванчике. Первый глоток бурбона словно антитеза новой заведенной песне. Когда она поёт — остальные молчат, не смея брякнуть льдом в виски с колой. Когда она поёт, я сижу, не шевелясь, приковывая взгляд к ней. Отсюда мало что можно разглядеть, но были мимолетные секунды, когда из-за пышной шевелюры показывалось лицо девушки. Я цепляла черты её лица, пытаясь понять на кого она похожа и чьи песни поёт. Едва ли это кого-то волновало, ведь обёртка была так красива и притягательно шелестела, что о другом задуматься просто невозможно. Не замечаю как начинаю стучать пальцами в такт музыке. На несколько минут самый обычный бар превратился в нечто космическое, находящееся за пределами нашей планеты. Будто по щелчку всё волшебство рассеивается свитом и возбужденными криками публики. В этот раз овации громче. Они глушат градус бурбона, к которому снова припадаю.

Бар наполняется музыкой из автомата. Старомодно, но всегда в кассу. Особенно лаконично смотрятся татуированные громилы, всем видом выдающие в себе криминальных шестерок и второсортных жуликов. Я быстро теряю интерес к обстановке, предпочтя вернуться к музыке в телефоне. По привычке перечитываю скоп сообщений, жалея, что порой раскидываюсь своим номером, как мусором. Перелистываю с десяток поздравлений от неизвестных комбинаций чисел, с чьими владелицами я когда-то хорошо проводила ночи. Позвонить любой — жаркое свидание обеспечено, но мои пальцы не тянулись к кнопке вызова. Чревато истеричными последствиями, ведь я в не силах угадать на кого наткнусь. У меня заканчивается бурбон, что выталкивает в реальность, а она была такова: почти опустевший бар и та девчонка-певичка, выпивающая с малоприятным типом втрое больше неё. Он напирает, что ей явно не по нраву. Снимаю наушник, предпринимая попытку уловить хотя бы часть их разговора. Без толку. Бросаю задумчивый взгляд на опустевший стакан, покручивая его против часовой стрелки.

Алкоголь сразу дает о себе знать, когда вылезаю из-за стола и направляюсь к барной стойке. На губах самая что ни на есть миролюбивая улыбка. Я стремительно приближаюсь к этим двоим, попутно оценивая парня, возомнившим себя Аполлоном. Ей от тебя ничего не нужно, кроме выручки в кассе, идиот. Усмехаюсь, замечая непонятно какой по счету отворот-поворот. Он отказывался принимать поражение. Через два часа тыква превратится в карету. Магия, сродни панацее, испаряется вместе с алкоголем в крови и вскоре оставит за собой разящее послевкусие. Я на миг останавливаюсь возле девушки и успеваю шепнуть на ухо, — тебе нужна помощь. В следующий миг вклиниваюсь между ними двумя, прислоняясь лопатками к барной стойке. Повисает молчание. Парень, не ожидавший чужого вмешательства, пребывает в недоумении. Я ставлю пустой стакан неподалеку от себя, готовая в случае его размазать его сотней частиц по его наглой роже. — Понимаешь, тут такое дело, приятель, — делаю акцент на последнем слове, вкладывая скопившуюся неприязнь к незнакомцу, — если ты хотя бы пальцем коснешься её, то мне придется сломать тебе руку в трех местах, а затем подарить сотрясение мозга вместо коробки с шоколадными конфетами. Или тебе больше нравится марципан? — со стороны я выгляжу более, чем миролюбиво. Мы втроем вполне могли бы напоминать тройку приятелей, которые наслаждались обществом друг друга, если не слышать моих угроз. Я задерживаюсь взглядом на девушке пока "приятель" переваривает информацию. Заметив краем глаза, что тип начинает заметно напрягаться и сжимать кулаки, выдаю одно-единственное, — проверим?

[indent] Тема гомосексуальности, что поднялась так резко, не на шутку взволновала Александра. Он реально никогда раньше даже и мысли не прикладывал к тому, чтобы засмотреться на какого-нибудь парня. Посчитать его симпатичным. В общий душ он ходил без зазрения совести, ведь все там мылись целиком обнаженные. Нет, были, безусловно, индивиды, которые прикрывались широкими плавками. Таких обычно тут же макали головой в унитаз, сдирали семейные трусы и заставляли пробежать по коридору, запрещая прикрываться руками. До этого самого момента для Шелби чужой член – был просто чужим членом. Этот орган никаких второстепенных чувств не вызывал. Но стоило только прислушаться к своему телу, когда оно топтало несчастного Мэтта, то что-то в голове так звонко цокнуло. По спине побежали мурашки.
[indent] Ловкий спортсмен на ноги встал не так быстро, как мог бы, ведь он был в стельку пьян. Поэтому руки успели пройтись не только по холодному липкому полу, но и по теплым бокам, узким бедрам и впалому животу. Алекс никогда не признается в том, что пытался лапать Стэндалла. Сознательно, конечно, нет, потому что это ниже его достоинства. С друзьями обниматься – это одно, даже в шутку можно было смачно треснуть по заднице. Все девчачьи манеры, которые были иногда специально выставлены на показ, огревались тут же залпом смеха. Но в миг всё перевернулось с ног на голову, когда дело дошло до чужого мужского туда. Наверное, когда Мэттью был его, пока лежал на плече, то ничего такого не переживал.
[indent] Из глубин поднимается ярость – сопротивление тому, что чувствуешь. Александр не доволен своей реакцией, но он же не может начать орать на самого себя. Или на дружков, которые в данный момент времени внимательно наблюдают за всем происходящим. Зеваки вокруг подогревают атмосферу: кто-то свистит, кто-то кричит, а кто-то просит еще. Для кого-то это похоже на спарринг, а кто-то может заметить в этом чуть большее, чем простое валяние по полу. Особенно девчонки, что визжали, как резаные. Но на это было сейчас плевать, потому что равновесие и самоуверенность Мэтта пошатнулось. Парень снова засверкал своим длинным язычком, не давая себе отчета в том, что Шелби не железный. И в его арсенале не только команда «дать по роже», там много чего интересного есть.
План сработал, Стэндалл злиться, внимание получилось привлечь. Они дышат в унисон, глядя друг другу в глаза. Досада и разочарование, безысходность читается во взгляде парня со смешными белыми волосами. Самый настоящий гей. Такое ощущение, что инопланетянин. Александр не понимает его языка, все резкие фразочки пропускает мимо ушей. Тем более, Мэттью еще не выражается, не умеет наступать на личные темы, которые заставляют загореться в один миг. Или просто не хочет рисковать? Ведь проиграет. Бывшему капитану школьной сборной команды по футболу, а сейчас  любителю отобрать золотые медали по водному полу в самый последний момент. Это тебе не круглый идиот, коих очень много на спортивном факультете.
[indent] - Что ты себе позволяешь, - парадирует писклявым голоском Шелби, закатывая глаза, как томная барышня, и шевеля пальцами поднятых рук в воздухе. Изображает из себя уже непонятно кого: то ли девушку, то ли парня гея. Так можно себе и мозг сломать, - держись от меня подальше, - никак не может угомониться.
[indent] Его, конечно, поддерживают громкие голоса вокруг. Зрителей становится намного больше. И Александр понимает, что нужно обязательно устроить шоу. Если Мэттью попытается его ударить, то получит в ответ. Сейчас другой никого уже не удивишь. А если первым начнет Александр, то это будет уже совсем не смешно. У них силы не равны, Шелби не привык драться с теми, кто слабее него. А если просто свести всю смачную ситуацию на «нет», то образ плохого парня канет влету. Ведь за его спиной уже во всю пыхтят парни с младших курсов, заставляя девушек течь от глупых выходок. К сожалению, мы всё больше становимся похожи на глупых животных. Одежды меньше, желательно, чтобы была как можно ярче, речь уже не похожа на человеческую, а просто какие-то громкие отдельные звуки. Вся эта какофония сейчас собралась вокруг парочки парней, контакт между которыми сложился на пустом месте.
[indent] Но Алекса возбуждало то, как на него орёт Мэтт. Это забавно, в какой-то степени. Эта досада, эта невозможность что-либо изменить – просто мурашки по коже, пот по лопаткам и слюна застревает в горле на уровне кадыка, сложно сглатывать. Глаза не фокусируются, только если на одной какой-нибудь точке. Между сведенных вместе темных бровей, затем на кончик бледного носа, а там уже и на узкие губы. Открывается и закрываются они сейчас, как у золотой рыбке в огромном аквариуме. Шелби никогда не замечал за собой то, что умеет отлично абстрагироваться от ситуации. Тело здесь, а мыслями где-то в другом измерении. Взгляд не отлипает от тех самых губ, язык пробегается по собственным. Если и устраивать шоу, то обязательно такое, чтобы запомнилось всем наблюдающим и надолго.
[indent] Александр не знает, как это делается с парнями. Наверное, как и с девушками. Как бы он полез целоваться с барышней, которая брызжет ядом и метает молнии? Наверное, нужно было бы зафиксировать голову в первую очередь. А затем не дать возможность себя укусить. Не хотелось бы ходить с парой шрамов прямо на самом видном месте. Хотя, такие раны всегда украшали мужчин. А здесь всё чинно: мужчина оставит урон на лице мужчины. Фу, что за мерзость.
[indent] Хотя, почему мерзость. Пока Стэндалл переводит дыхание, Шелби начинает действовать. Он закрывает руку Мэттью за голову, пальцы жестко хватают за шею, сдавливают, не давая вырваться. Наверное, не нужно было столько силы применять, а то синяки потом останутся. Но всё-таки Мэтт не девушка, с ним не положена нежничать. И еще один забавный факт – блондин выше Алекса. И тому приходится приподняться на носочках, дернуть Стэндаллапо направлению к себе, чтобы столкнуться своими губами с его.
Это было крайне дискомфортно, потому что получилось реальное столкновение. Но не только губами о губы, также еще носом о чужое лицо. Никак не романтичный поцелуй. Хотелось еще перед этим что-то съязвить, типа: дорогой, не будь букой. Но времени на это не хватило. Нужно было отреагировать быстро, чтобы Мэтт снова не успел от него удрать. Губы сжимаются вокруг нижней губы Стэндалла, а фиксирующая рука позволила ситуации продлиться чуть дольше, чем хотелось бы. Вокруг не сразу, но все разорвались дикими вскриками, а также аплодисментами. Как будто пара сейчас выполняла сложный трюк. Что же чувствовал Алекс? Тепло, влагу чуждой нижней губы и приятное покалывание внизу живота. Блять.
[indent] Именно это ощущение заставило разлепить глаза, которые готовы были вот-вот закрыться, как во всех романтических фильмах. Рука сползла с шеи, при этом дотрагиваясь короткими, но интимными движениями, на плечо. Вторая вцепилась в противоположное, для того, чтобы удержать себя на месте. От того, что Шелби словил удовольствие от поцелуя – ему стало плохо. Рвотная масса, что таилась в глотке уже достаточно давно, из-за внутреннего давления резко обожгла пищевод. Александр попытался ее привычно сглотнуть, но уже было слишком поздно.
[indent] Сопровождаясь мерзкими звуками, всё то, что было выпито и съето, переварено, вывернулось на футболку Мэттью. Жидкость тут же пропитала ткань, куски чего-то скатились вниз, падая на пол. Алекс согнулся пополам, но всё еще держался за костлявые плечи. Откашливаясь и отплевываясь, Шелби пытался вернуться к реальности. Желудок освободился, давая свободу рваному дыханию. Но этот привкус помойки во рту заставлял пальцы на плечах Стэндалла сжиматься, как во время спазмов. Шелби нужен свежий воздух и бутылка чистой воды, чтобы запить рвотный рефлекс и промыть после блевоты рот. Сейчас в голове было слишком ветрено и пусто, чтобы думать о том, что произошло.

Часто ли Вас посещало чувство, будто Вы находитесь на самом дне? Часто ли Вы чувствовали, будто каждый шаг вне зависимости от времени суток, отдается чувством невыносимой тяжести? Часто ли Ваша голова находилась до отказа заполненной проблемами, что всё, что Вы могли — смотреть на одну чертову точку на стене, ощущая, как пустота налипает внутри на душу? Часто ли Вы задавались вопросом о том, что было бы, если бы Вы поступили иначе? И часто ли Вам хотелось избавиться от той злости, которая не выходит из грудины даже спустя годы? Я поддался этой глупой авантюре, когда сестра сказала, что хочет посетить гадалку. Может быть это какая-то особенность характера или женской натуры: знать, что будет впереди, хотя на её счет думалось, что ей просто хочется знать сможет ли она жить дальше. Не будучи её отцом, я желал этой девочке только лучшего. Будучи её страшим братом, охранял её каждый шаг, игнорируя любые комментарии о том, что мне попросту больше не о ком заботиться. Отчасти, она была права: последние годы я был зациклен только на том, что творится в моей голове.   Жизнь имеет свойство не стоять на месте: она движется ежедневно, ежеминутно и ежесекундно; она охватывает огромный промежуток времени и ты успеваешь ощутить на себе весь яркий водоворот эмоций; она позволяет почувствовать себя счастливой и проливать горькие слезы, закрываясь в собственной комнате. У нее нет границ и это то, что так сильно привлекает каждого человека. Смотришь вперед и вот она, линия горизонта, а делая шаг вперед, протягивая изящную кисть руки, не можешь прикоснуться. Линия лишь отдаляется сколько бы шагов вперед не сделала, как бы сильно не бежала и падала на своем пути. Она всегда будет впереди, как далекая и недосягаемая цель, что позволяет не опускать руки. Сдаваться - порок слабых и беспомощных, эмоционально нестабильных и отказывающихся от собственных мечтаний, что так долго хранились на пожелтевших листках бумаги в картонной коробке. У каждого из нас есть такая коробка воспоминаний и желаний. Иногда, она пополняется новыми страницами и фотографиями, маленькими памятными вещами, а, иногда, мы достаем из нее старый блокнот и зачеркиваем пятый, шестой и седьмой пункт наших жизненных целей. Ставим галочки напротив выполненных желаний и проливаем слезы над тем, что не удосужилось осуществить. Возможно когда-нибудь еще получится вернуться к этим пунктам, а сейчас следует жить дальше. Потому что изо дня в день жизнь нам доказывает - ничего не заканчивается и не происходит просто так; каждая встреча может быть знаковой, а каждый человек не просто прохожим или легкомысленным увлечением. Испытания и слезы нужны лишь для того, чтобы двигаться дальше, сбивать пальцы на ногах в кровь, а потом зарывать их в теплый песок и чувствовать небольшое жжение. Одним из первых пунктов в его дневнике было переехать в другую страну и больше не мерзнуть от морозов, или утопать от ливней, а чувствовать, как яркое солнце согревает лучами кожу и в любое время года можно пройтись босиком по пляжу. Он с этим справился на какое-то время, теперь, каждый раз сидя на берегу и зарывая пальчики в теплый песок я улыбаюсь, вижу эту линию горизонта и скрывающееся за ним солнце, прикрываю глаза и чувствую легкий ветерок развивающий волосы. Марчелло находит приятные детали в мелочах, забываясь на несколько часов в безмолвие: и только крик чаек заставляет открывать глаза, чтобы обернуться по сторонам. Солнце скрывается за горизонтом и на небе появляются первые звезды, а он все так же может сидеть и смотреть далеко вперед, прожигая взглядом огромную дыру и пытаясь сосредоточиться на чем-то одном. Долгое время ему приходилось думать лишь о том, как вырваться из сжимающегося круга, скинуть с шеи петлю, что с каждым днем сужается все сильнее. Он почти сдался, практически сломался и был готов больше никогда не подниматься с колен, а потом, солнце резко вышло из-за горизонта и заставило щуриться от яркости его света. Каждому человеку на жизненном пути предписано быть счастливым, просто не указана дата в календаре и не получится обвести ее красным фломастером, и начинать отсчитывать дни. В определенный момент не прозвонит будильник и оповещение на дисплее мобильного телефона не напишет - сегодня ты будешь счастлива. Кажется слишком простым, пока лицом к лицу не сталкиваешься с этими чувствами, что заставляют делать глубокий вдох, а сердце биться сильнее. Счастливыми нас делают не вещи, не прожитые дни или сами собой разрешившиеся проблемы, а человек, который все это время был рядом и пообещал никогда не оставлять, чтобы в этой жизни не произошло. Человек, что не боится твоих слез и сам вытирает глазки прижимая к себе за хрупкие плечи. Человек, что полюбит тебя вот такой, как ты есть: милой, ранимой, с невыносимым характером и дурными хобби. Человек, в отражении глаз которого ты увидишь себя.

  И вот она, та самая была перед ним. Сквозь столько времени и часов, мгновений, она стояла прямо перед ним. Да, он сейчас был совсем не в настроение беседовать на тему сентиментальностей, но ее взгляд сменил все на своем пути. Оставалось лишь глубоко вздохнуть. И больше всего хотелось забыться в ее объятьях, запустив руку в ее пушистые темные локоны..

- я не тот человек, кто ходит на чужие праздники, мисс Фэлл, - покачал головой мужчина, сделав еще несколько шагов навстречу девушке и перекрывая ей всякую возможность вновь уйти и исчезнуть из его жизни. Такого он просто не мог допустить, - это в ваших полномочиях, как и все то, что происходит в моей жизни, Аиша, - - он подходит еще ближе. Между ними лишь этот нелепый столик, который хочется испепелить глазами, взглядом, лишь бы он не был между ними. Но тут мужчина делает шаг вправо, обходя его  и касаясь плеча брюнетки, - нам необходимо поговорить, Аиша, - казалось бы его язык ласкает ее имя, произнося его, когда как он больше всего в жизни хотел приблизиться к ней и крепко-крепко обнять. Но он не знал, как она среагирует на это, - почему ты убежала тогда, почему не спросила меня? я ведь любил тебя больше жизни...- ах, это чертово прошедшее время, когда ты попросту не знаешь, что делать, что предпринимать, чтобы она услышала его, чтобы прямо сейчас дала ему шанс на воссоединение. На то, чтобы он мог бы объясниться, рассказать все то, что было у него на сердце, сейчас.. тогда.. Как больно ему было, как невыносимо тяжело ощущать эту пустоту в душе...

Чего больше всего ей хотелось? Славы? Признания её талантов или же её самой другими людьми? Может быть, денег? Ведь сейчас зачастую именно деньги решают всё.. Честно говоря, даже самой Эрин было сложно ответить на этот вопрос. Не потому, что она не знала, чего хотела. А потому, что её самое сокровенное желание попросту невозможно было исполнить в этом мире.. Посему оставалось только проживать свою жизнь так, чтобы, представ перед взором самой смерти, перед глазами пролетели лишь светлые, хотя бы самую капельку, моменты. Чтобы не было сожаления за свои поступки. Чтобы с близкими больше не случалось ужасных ситуаций.. Как тогда… Она хотела насладиться той жизнью, что ей предоставила судьба, встать с колен под непосильным ей пока грузом печали и утрат, и сделать близких ей людей хоть капельку счастливее, чем сейчас.
   А ради этого нужно было стать сильной, не только внешне. Ведь, если сильна только оболочка, видимая всем, то душа, личность и всё остальное, что составляет человека внутри, под гнётом суровой реальности быстро распадётся, сгорит дотла, без возможности потом восстать из пепла подобно птице Феникс. Она, эта оболочка, не будет способна защитить душу от моральных травм, от переживаний, плохих воспоминаний, незавидного отношения окружающих.. Ведь абсолютной защиты не существует, к сожалению, или может к счастью, кто знает. Потому наверняка себя уберечь полностью от влияния внешнего мира, а следовательно – от постепенного разложения сознания и души, не представлялось возможным.
   …В одиночку.
   Тем не менее в кругу людей, близких в той или иной степени, защита была более совершенна, ведь это были люди, которым не совсем безразлично твоё состояние, настроение, мысли и переживания.. Конечно, каждый из них старался в меру своих возможностей и желания, защищая от нападок извне или же просто стараясь сгладить углы при соприкосновении с реальностью, притупить острие недоброжелателей, вонзающеея в плоть и сознание. У Ри было не так много этих людей и не все могли поддержать в трудный момент в связи с большой занятостью. Правда, большая занятость была в основном у самой девушки, в основном не позволяя думать о чём-то отстранённом лишь до того момента, когда она не останется в полнейшем одиночестве или же тет-а-тет с членом семьи или другом.
   Так было до того момента, пока новый темп жизни не стал постепенно..приедаться. Нет, не надоедать или становиться скучным. Скорее просто какая-то часть действий была доведена практически до автоматизма, освобождая тем самым немного (или даже порой почти полностью) сознание во время подобных действий. А это означало лишь то, что больше времени становилось для каких-то скрытых ото всех переживаний, самокопаний, прокручивания вновь и вновь не очень приятных моментов. И под этим новым углом неожиданно находишь новых людей, способных пускай и немного, поддержать, защитить, укрыть ото всех даже на пару минут. Кто не будет смеяться или осуждать, выносить на всеобщее обозрение какие-то личные моменты. И на работе Ёшиока смогла найти даже двух таких людей: свою напарницу и телохранителя. Пускай она и знала второго всего пару недель, но что-то ей подсказывало, что этот человек не подведёт её, а последние полчаса только уверили её ещё сильнее в этом.
   Вывести их из здания она доверила Шеппу, стараясь, если по пути им кто-то вдруг попадался, не привлекать к себе внимания и одновременно выглядеть естественно, ведь, как известно, неестественность наоборот только привлекает к себе лишнее внимание. А капюшон позволял скрыть от посторонних глаз почти половину лица, создавая еле ощутимую и такую же хрупкую защитную пелену. Руки на плечах лишь усиливали это чувство защищённости, давая надежду на то, что в ближайшее время, хотя бы несколько часов точно, всё будет хорошо.. Ведь он согласился переночевать вместе с девушкой, хоть и немного не так понял её первое предложение, чем вызвал лёгкую улыбку на губах и позволил мыслям на несколько секунд отвлечься от копания и переработки всего, что было связано с недавними событиями. Ну и..ей были попросту приятны его внимание и некоторая забота. Тем более сейчас.
   Колокольчик, как её время от времени называла подруга и напарница, молча послушалась парня и села в такси вместо служебной машины. Как ни прискорбно это замечать, но подобное действие было выполнено на автомате, и было одной из множества привычек, что подарила ей работа. Потому лишь сейчас, пожалуй, она осознала, как опасно постоянно механически совершать подобные повседневные действия, ведь преступники могут этим с лёгкостью воспользоваться, если захотят. И ещё раз, только уже лишь мысленно, поблагодарила Демиана, кладя голову ему на плечо и прикрыв глаза со слабой улыбкой в ответ на его поглаживания, пускай и сквозь капюшон они чувствовались несколько хуже. Но ей всё равно было очень приятно и тепло. Настолько, что в пути она успела слегка прикорнуть, пусть и дорога и не занимала много времени.
   Лёгкое прикосновение к своему плечу вывело юную особу из полудрёмы, а переход из этого состояние в состояние бодрствования сопровождался еле заметной дрожью всего тела и озирающимся взглядом, немного заспанным. Осознав же, где они, она поблагодарила таксиста и расплатилась с ним, оставив довольно щедрые чаевые, после чего вышла из машины вслед за телохранителем и не спеша направилась к дому, в котором снимала квартиру. Краем глаза высматривая незнакомых людей по пути к двери подъезда, Эринелл немного успокоилась и, открыв дверь ключом, нырнула в приятную прохладу подъезда. Эта обстановка вывела окончательно её из состояния дрёмы, позволив вновь мыслить трезво..ну, насколько это было возможно в её эмоциональном состоянии. Довольно быстро преодолела пару лестничных пролётов и вот уже стояла напротив двери, ведущей в квартиру, о которой знают лишь единицы.
   Было ли ей страшно? Может, на самом деле ей только казалось, что об этом убежище знали лишь пара человек? А на самом деле «нужным» людям уже давно было известно об этой второй квартире, где начинающая звёздочка пряталась ото всех и пыталась отдохнуть хоть немного.. Именно под властью этих мыслей её рука дрогнула, коснувшись дверной ручки, и явно не спешила ту поворачивать, боясь застать в последнем оплоте спокойствия недоброжелателей. Ключи, сослужившие уже свою службу и открывшие дверь, вдруг выпали из руки и подобно огромному колоколу ударили своим звоном при соприкосновении с плитой в полнейшей тишине подъезда по ушам. И именно этот звук вывел Эри из некого подобия транса. Потому она подобрала ключи, затем, чуть закусив нижнюю губу, всё же повернула дверную ручку и отворила дверь, сперва только немного, аккуратно заглядывая в коридор квартиры, а потом практически нараспашку, делая пару несмелых шагов внутрь.
   – Шепп.. – Шёпотом позвала она парня, стараясь не показать, что голос еле заметно дрожит, как и всё нутро..да и тело в целом. Дрожь распространилась по всему телу против воли бедной девушки, питаясь страхом и не самыми радужными мыслями, что роились в тот момент у неё в голове. Она не хотела думать и вообще верить в то, что здесь, в её убежище, мог кто-то поджидать с отнюдь не добрыми мыслями, к тому же времени после неудачного похищения прошло мало, преступники не должны были так быстро опомниться и предпринять меры.. Если только, конечно, они всё заранее не просчитали и не подготовили запасные планы… И именно эта мысль приковывала к месту и почти подкашивала, из-за чего Рин и пришлось подпереть стену рукой, не желая упасть. – М-можешь посмотреть.. – Губы почти не шевелились, голос тоже практически пропал, испарился, встретившись с гложущим девушку страхом, потому оставалось лишь надеяться, что тот всё же сможет разобрать этот тихий шёпот или же даже сможет сам обо всём догадаться, прочитав в широко распахнутых глазах тот самый страх, сковавший всё тело, и просьбу. – ..Нет ли тут кого?..
   Она понимала, что вероятность нахождения в доме кого-то постороннего крайне мала, ведь вряд ли сегодняшние преступники продумали всё настолько тщательно. Но поделать ничего с собой не могла. Страх уже подступил настолько, что незаметно перешёл в некоторое подобие панической атаки, которая охватила пока только сознание, не добравшись своими склизкими, противными щупальцами до нервных окончаний в мышцах. И сейчас была вся надежда лишь на Демиана, что он поймёт просьбу и уже через пару минут вернётся к ней в коридор с хорошей вестью, прогонит этот страх..и будет охранять её покой сегодняшней ночью.
   Ей было стыдно. Стыдно за свою слабость, за такую слабую собственную защиту перед тем же страхом и неизвестностью. Стыдно перед ним, перед Шеппардом, что так просто отдала свою жизнь, защиту о ней, в его руки, взвалила на его плечи такой груз, а сама была готова распластаться по полу под тяжестью вездесущего страха и немощности. Да, она старалась быть сильной. Правда старалась. Но, когда дело доходило до вопроса о чьей-то жизни из её близких либо же о её собственной, она ничего не могла с собой поделать.. Перед глазами сразу же всплывала та сцена во всех красках и подробностях. И только в самый критический момент, когда острие ножа уже коснулось нежной кожи на теле человека либо же дуло пистолета, что было чернее ночи и почти олицетворяло собой бездну, было направлено, а чей-то палец плавно и почти небрежно лёг на курок.. Только тогда в ней мог проснуться дремавший где-то в глубине подсознания инстинкт самосохранения.
   А сейчас..сейчас ей приходилось полагаться только на другого человека..даже не близкого, но уже успевшего спасти её жизнь и увидеть то, чего порой девчушка не позволяла видеть родным и друзьям, предпочитая держать большую часть эмоций при себе, не позволяя им выплыть наружу.